* * *
Народ тащился по пустыне,
Изнемогал от жажды он,
А перед ним пески пустые,
Вокруг него лишь ветра стон.
Уже надежда иссякала,
Как от костра под утро дым,
Из раскаленного металла
Пустыня показалась им.
«Мы погибаем! Нет спасения! —
Вопил, отчаявшись народ. —
Мы кости здесь свои посеем,
Травинка даже не взойдет!
Шли зря к земле обетованной.
Ох! — близится наш смертный час,
Знать, Господа глаза туманом
Заволокло — не видит нас».
Господь рассек огромный камень
И потекла рекой вода;
И люди пили, и плескались,
Исчезла жажда без следа.
И снова люди завопили,
И к небу полетел их глас:
«Мы воду не жалея пили,
Но голод донимает нас.
Не сотворит Всевышний чуда,
Мы невеликие чины,
И нам не выбраться отсюда:
На голод мы обречены!»
Как снег с небес спустилась манна,
Кругом бела земля совсем.
И было бы, конечно, странно,
Когда бы не хватило всем.
И все равно кипит люд, ропщет,
И все равно свое гудит:
«Еда не хитрая-то, в общем,
Без мяса разве будешь сыт?
О мясе зря мечту лелеем,
Питались словно лебедой,
Кишки забили белым клеем,
Разжижили его водой».
Из тучи повалились туши
Баранов, телок и быков,
Гром загремел, заложил уши
Обрадованных простаков.
Бог хмурил брови, видя это,
Ему терпеть совсем невмочь:
Тьма заменила ткани света,
День жаркий заменила ночь.
Уставший люд лежал вповалку,
Картина так была глупа, —
Напоминала чем-то свалку
Вся эта сытая толпа.
Когда она была перната?
Когда блистал телесный прах?
И снились людям горы злата
Рассыпанные на коврах.
Стоит Он за голубизной.
* * *
Сердца пруд я не стану чистить —
Коз паршивых пленять, да?
Все равно им, что грязный, что чистый,
Что бананы, что лебеда.
Для тебя чист хотел быть, и что же?
Иней сбросить спешат провода.
Пусть пасутся паршивые козы
У заросшего тиной пруда.
* * *
Опять я хватаюсь за старые темы:
Хочу зло любовью со света сжить,
А жизнь мне другие сует теоремы,
Которые проще намного решить.
Кто голову этим себе засоряет —
Под смех попадает, затем и в дурдом.
Тот счастлив, кто просто работу ломает,
Живет по-житейски, а значит, ладом.
Когда б перестать – рассудком маячить,
Деньгу заарканивать тысяч сто пять,
С женой на машине рулить на пердачу,
Где в шортах ходить да клубничку щипать.
Соседи не минут польстить непременно,
Мол, умница Палыч — способен прожить,
Над крышею тарелка - телеантенна,
В углу холодильник «Стинол» дребезжит.
А счастлив ли Палыч? А шут его знает —
Ковры лезут на стены, жрать, есть и пить
Подохнет когда — пес соседский пролает:
«Все правильно — хватит, блин, коптить».
* * *
Сытый, можешь голодного долго учить,
Чтоб моральной утехи кусок получить,
Но при этом бедняге дай хлеба кусок,
Будет много приятнее твой голосок.
* * *
Судьба нам мстит рукою человека,
Как мстит семья, не для неё коль жил,
Как женщина, что бросил ты жестоко,
Тем самым очень грубо оскорбил.
Живя для жизни — многого добьешься:
Богатство, славу, власть. Ну что еще?
Иначе, как цыпленок оборвёшься,
И будешь в горстку пепла обращен.
* * *
Довольно мудреные речи,
Ты дай поцелуям течь,
Рассудок — горшком с печи,
В любовь — головою в печь.
Да лучше развеяться дымом,
Чем так спотыкаясь блуждать.
Мечты, проходили мимо,
И нечего больше ждать.
Чем кончится это — не знаю,
Скорее всего — бедой.
Пусть тропки мои зарастают
Забвения лебедой.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
1) "Красавица и Чудовище" 2002г. - Сергей Дегтярь Это первое признание в любви по поводу праздника 8 марта Ирине Григорьевой. Я её не знал, но влюбился в её образ. Я считал себя самым серым человеком, не стоящим даже мечтать о прекрасной красивой девушке, но, я постепенно набирался смелости. Будучи очень закомплексованным человеком, я считал, что не стою никакого внимания с её стороны. Кто я такой? Я считал себя ничего не значащим в жизни. Если у пятидесятников было серьёзное благоговейное отношение к вере в Бога, то у харизматов, к которым я примкнул, было лишь высокомерие и гордость в связи с занимаемым положением в Боге, так что они даже, казалось, кичились и выставлялись перед людьми показыванием своего высокомерия. Я чувствовал себя среди них, как изгой, как недоделанный. Они, казалось все были святыми в отличие от меня. Я же всегда был в трепете перед святым Богом и мне было чуждо видеть в церкви крутых без комплексов греховности людей. Ирина Григорьева хотя и была харизматичной, но скромность её была всем очевидна. Она не была похожа на других. Но, видимо, я ошибался и закрывал на это глаза. Я боялся подойти к красивой и умной девушке, поэтому я общался с ней только на бумаге. Так родилось моё первое признание в любви Ирине. Я надеялся, что обращу её внимание на себя, но, как показала в дальнейшем жизнь - я напрасно строил несбыточные надежды. Это была моя платоническая любовь.
